На Алтае пока нет игорной зоны, не развиваются нанотехнологии и точно не будет нефти. Зато здесь хорошо знают, как делать деньги на рогах и копытах. Большая часть этой целебной продукции уходит за рубеж — благодаря российским оленям здоровеют жители Кореи, Китая и Гонконга. Но на Алтае уверены, что маралы могут увеличить продолжительность жизни и в России. Надо только приучить наших граждан есть их мясо, пить их кровь и принимать ванны из пантового отвара
Маралов местные называют «безотходным производством» — в переработку идет буквально все. Из крови делают пантогематоген. Мясо марала тоже обладает лечебными свойствами, хотя и жестковато. Но самое ценное, конечно, панты, из которых производят массу полезных препаратов. В основном для повышения иммунитета, нормализации давления и кровообращения, а также оздоровления половой сферы.
От Бийска до Верх-Уймона, одного из центров мараловодства, — 500 километров в горы. Верх-Уймон — небольшое зажиточное село алтайских кержаков. Здесь целых три музея: один посвящен староверам, другой — Рериху, чья экспедиция провела здесь несколько месяцев, благодаря чему Верх-Уймон стал местом паломничества «рерихнутых», как их здесь называют. Третий музей — просто краеведческий.
Мараловодство — наша ведущая отрасль, потому что панты — основной экспортный продукт. Мы везем их в Южную Корею, Гонконг, Китай и США — ведь в Америке большие китайская и корейская диаспоры. В республике 54 тыс. голов маралов. Мы производим около 40 тонн консервированных пантов. Еще в 70-х цены на алтайские панты доходили до $1000 за килограмм. В те годы в Южной Корее — основном потребителе пантов — был экономический подъем, и панты могли себе позволить не только самые обеспеченные корейцы, но и средний класс. Спрос вырос, но и конкуренция тоже. Сейчас около 80% пантов в мире производит Новая Зеландия, там поголовье — 2,3 млн маралов. В Китае — еще миллион. И цены упали с тысячи до $300–400 за килограмм.
По словам министра, сейчас Россия производит всего около 4% пантов. Но в Китае маралов разводят в стойлах, на каменном полу. В Новой Зеландии — на равнинных пастбищах. А у нас — в естественных условиях. На Алтае растет более 300 растений, занесенных в Красную книгу, и всеми ими марал питается.
Корейцы в год потребляют в среднем 150 граммов пантов на человека. Даже антлер (мертвый, сброшенный рог) идет в ход — он рассчитан на более бедного потребителя. В результате по продолжительности жизни корейцы на втором месте в мире после японцев.
На внутренний рынок России сейчас идет лишь десятая часть производимых республикой консервированных пантов. Но и это уже неплохо — шесть лет назад эта цифра была на порядок меньше: 400–500 килограммов в год.
Например, Валентин Купцов, вице-спикер Госдумы, был в Белокурихе уже 12 раз. Вслед за ним потянулись другие депутаты от КПРФ — Николай Харитонов, красноярский коммунист Петр Романов. Тем более что курорт Белокуриха входит в специальный реестр санаториев, затраты на отдых в которых депутатам компенсируют из бюджета.
Вице-премьер Дмитрий Медведев принимал ванны в санатории «Родник Запсиба», принадлежащем властям Кемеровской области. Туда же часто приезжает Аман Тулеев.
Особо в Белокурихе гордятся визитом Владимира Путина. Три года назад он принимал «фито-бочки» — с травами. Попробовал и пантоварочную ванну. Правда, потом оказалось, что такие ванны не сертифицированы Минздравом.
По словам Александра Зуйкова, бывшего главврача санатория «Марьино», в котором останавливался президент, Путин подробно расспросил его об использовании продукции пантового оленеводства в лечебных целях. Интересовался, существует ли ветеринарный контроль. А что если животные больные?
Зуйков признает, что пока эта сфера действительно четко не регламентирована и больше напоминает народную медицину:
— Много шарлатанов вокруг этого подвизается. У нас в Белокурихе некоторые умельцы даже в квартирах пантоварки ставят и заманивают курортников. Один поставил бочку, рядом бидон и стал варить в нем панты. Что-то там не рассчитал, бидон взорвался, крышка отлетела — как срезало. Хорошо, курортника не убило.
— А как у президента здоровье?
— Крепкое. Я ему напоследок сказал: еще приезжайте.
— А он что?
— Это, говорит, вряд ли — Россия-то большая